В современной публицистике различные текстовые включения могут относиться не только к иному жанру и культурно-историческому периоду, но и даваться на языке оригинала. Язык включения, таким образом, служит дополнительным средством подчеркивания контраста между взаимодействующими текстами; включения в подобных случаях выполняют ряд функций. В отличие от включения на языке, совпадающем с языком принимающего текста, иноязычное включение становится знаком особого рода, план выражения которого оказывает специфическое воздействие на интерпретатора, заставляя его обратить особое внимание на план содержания и его влияние на содержание принимающего текста.
В анализируемой нами статье включения на латыни (отдельные слова, высказывания, в т.ч. и крылатые выражения, фрагменты текстов) встречаются на протяжении всего текста. Таким образом, иноязычные элементы выполняют функцию установления диалогических отношений между разными эпохами: включения на мертвом языке служат в качестве знаков иной культурно-исторической реальности, иного социокультурного контекста, создают дополнительные ассоциативные связи.
Однако иноязычные включения могут выполнять и другие функции. Рассмотрим один из таких примеров:

That ranked as history’s greatest military message for about 1,900 years – until the fateful day in 1843 when the British general Sir Charles James Napier came up with a Latin dispatch that was even better. Napier had set out with a small force, hoping to capture Sindh, in modern Pakistan. Back in Delhi his commanding officer, Lord Ellenborough, anxiously awaited news – “Does Napier have Sindh?” Finally Napier’s message arrived from the front. Ellenborough impatiently tore open the envelope and found a single word: “Peccavi.” Naturally, the officers at British headquarters could recognize this as a past tense form of the Latin verb pecco, meaning “I sin.” In other words, “I have Sindh”.
(National Geographic, August 1997, p. 62).

Следует отметить, что при переводе латинского высказывания на английский язык мы сталкиваемся с каламбуром. В данном случае форма глагола peccavi должна быть каламбурно передана следующим образом:

peccavi ? I (have) sinned ? I have Sindh.

Каламбурное и некаламбурное прочтения высказывания вступают друг с другом в игровые отношения: реципиент понимает истинное значение высказывания, но вместе с тем он осознает, что должен трансформировать его в схожее по звучанию высказывание на английском, имеющее другой смысл.
По нашему мнению, истинное значение высказывания на латыни играет определенную роль при восприятии смысла (I have Sindh), которым коммуникант наделяет этот знак в контексте описываемой ситуации. Дело в том, что негативная оценочная коннотация, присущая высказыванию I have sinned, трансформируется и в результате каламбурного прочтения данная форма на английском приобретает положительную оценочную коннотацию.
Каламбур, возникший на стыке двух языков, является необычным способом донесения смысла до читателя: важное и серьезное сообщение передается с использованием языковой игры и оказывает на реципиента специфическое воздействие, заставляя его обратить внимание на личность отправившего сообщение.
В данном примере форма peccavi не является знаком иной культурно-исторической реальности (времен Римской империи), а используется для описания ситуации, связанной с военными событиями 1843 г. Употребление этого знака при описании ситуации захвата города несет дополнительный смысл, а именно: характеризует генерала как высокообразованного человека. Тот факт, что в сложной и опасной ситуации, требовавшей быстроты и точности военных донесений, был выбран именно данный знак, передает дополнительную информацию о таких качествах генерала, как хладнокровность, немногословность и остроумие. Иноязычное включение выполняет, таким образом, характерологическую и людическую функции [1].

Список литературы

1. Воробьева Ю.С. Интерлингвальность как тип интертекстуальности / Ю.С. Воробьева // Коммуникативное пространство дискурса в современных германских языках: сб. науч. ст. / Самарский гос. ун-т. Самара, 2007. С. 151-160.